В детстве я была очень тихой. А что по этому поводу думают взрослые? Если ребёнок тихий, отвечает всегда вежливо, коленки не побитые, школьная форма не помята, - ребёнок, безусловно, положителен. А ежели так, то может своим положительным примером и хулигана перевоспитать. А хулиган был... ой, какой он был... Вот и привалил мне кусочек счастья в лице записного дебошира Альки. Сначала он сделал попытку поделить парту на неравные части. Попытка не прошла - почему-то я его не боялась. Потом на перемене Алька подошёл ко мне, улыбаясь и попросил подставить руку. В мою подставленную лапу из разжатого кулака упала парочка премилых дождевых червей. Они извивались и щекотали ладонь. Лицо Альки приобрело задумчиво-отстранённое выражение. На следующей перемене мне было предложено потягаться на локотках. Я уложила его сразу. Все аргументы были исчерпаны.
После уроков Алька нёс мой портфель и взахлёб рассказывал о том, что у него есть куча новых магнитофонных записей и он обязательно придумает способ дать мне их послушать. И нашёл. Он звонил мне от соседки-старушки и кричал :
- Я сейчас, ты только не клади трубку!
Дальше в старушкину комнату затаскивал магнитофон, ставил кассету и подносил трубку к динамику. И я слушала
Через месяц общения Алька пришёл ко мне после уроков и очень серьёзно сказал :
- Ну, в общем, это... Ты только не это... А то я... Вот...
Понимая, что происходит нечто важное, я не перебивала. Поскрипев ещё пару минут, чувачок решился :
- Короче, стихи.
И встал в позу : сложил руки на груди, отставил левую ногу в сторону, закатил глаза и собрал на лбу парочку морщин. Для полного правдоподобия образа не хватало лишь интересной бледности,
но круглая и румяная Алькина физия никак бледнеть не желала. Поэтому он сразу перешёл к декламации с подвываниями :
На высокой скале находился певец.
В золотых кудрях серебрился венец,
Омрачённое думою бледно чело,
Лишь в глазах его было светло...
А вот мне уже было явно темно в глазах. Потому что я столкнулась с реальной проблемой - как бы меня не разорвало от смеха. От напряга у меня из глаз градом покатились слёзы. Алька схватил меня за руку и зачастил :
- Вот видишь, получается ведь! Мама тоже плакала...
Словом, спелись мы быстро. Неофит от поэзии вошёл во вкус и однажды предложил :
- Давай будем издавать стенгазету; в ней публиковать стихи и рассказы всех, кто захочет.
Мысль была свежа на тот момент
.
За дело мы взялись с жаром. Преподаватели тихо млели от счастья, наблюдая за стремительным взлётом считавшегося неуправляемым ученика.
Известно, что самое главное - название. Редколлегия в лице Альки, моей близкой подруги и тёзки, Алькиного старшего брата и моей физиомордии собралась во дворе на плоской крыше одного из гаражей. Жарило солнышко. Было тихо, полуденно.
Все мы считали себя невероятно смелыми. Фактически идейными наследниками декабристов. Посему газета должна была называться небанально и броско. Вызывающе, если хотите. Как можно более оскорбительно для преподавательского уха.
Были перебраны все режущие и колющие предметы, включая стилеты и комаров.
Кому в голову пришла эта гениальная идея - чесслово, не помню. Между нами зримо повисло в воздухе слово : "ПЕРХОТЬ". Это было воистину омерзительно. Посему - восторгательно.
И тут Алькин брат произвёл контрольный выстрел в голову :
- "СЕБОРЕЯ"!
Мы онемели от восторга и предвкушения. Зудящее, шелушащееся слово торжественно вывели на листе ватмана серой гуашью.
В течение месяца мы собирали и помещали на этот лист стихи и рассказы всех желающих.
Содержания они были примерно такого, как у Гальцева :
Вот проехала машина,
А за ней велосипед.
Родила вчера я сына
Четырёх неполных лет.
До сих пор помню стихотворение одной прелестной и чувствительной особы :
Мальчишка с девчёнкой
На качелях катались.
Вслед за качелями
Мысли их мчались.
На качелях хотели
Висеть до утра.
Но мы пионеры
И так нам нельзя.
Гвоздём программы была острейшая сатира на повариху школьной столовой, разводившую сметану кефиром.
В один прекрасный день стенгазета была торжественно прикноплена на беленую стену в школьном вестибюле, рядом с портретом Гагарина, имя которго носила наша дружина.
Школа сошла с ума. Толпы детей сбегались почитать опусы и подивиться нашей смелости. Нетленка прожила до большой перемены. Завуч самолично содрала наше выстраданное творение со стены и порвала на клочки, крича :
- Я не допущу в школе памфлеты!
Сердца наши разрывались на кусочки ещё более мелкие чем те, что остались от газеты. Но мы уже завоевали славу борцов за свободу...
А на следующий день после тяжёлой продолжительной болезни скончался дорогой Леонид Ильич и место нашей стенгазеты занял его портрет в траурной рамке.
Но это уже совсем другая история ...